ледяная корка и мне пришлось передвигаться совсем маленькими шагами. Перед тем как поставить ногу я водил ботинком по поверхности балки, находил шероховатости и только после этого переносил свой вес на эту ногу. Один раз я поскользнулся, но взмахнул руками и сохранил равновесие.
Вот мост позади. Я помахал рукой соседям, вздохнул полной грудью и пошел вверх по дороге. Вот и акации с их корявыми ветвями. На земле уже лежал снег, и на нем явственно были видны тени от ветвей. На одной из теней я заметил утолщение, поднял голову и увидел ворона. Он сидел на акации и хладнокровно чистил клювом свои перья.
Я не испытывал страха. Такое бывает у человека, который понял неотвратимость какого-то события. Страшит незнание, неизвестность, ожидание. Я же как будто стал видеть сквозь время, понимать, что будет со мной и с окружающим миром через минуту, день, год… Откуда ко мне это пришло? Нет ответа, просто я чувствовал, вернее, знал, что сейчас ворон перелетит на крыльцо и скажет свое «Nevermore»!
Так и случилось. Отвратительная птица несколько раз взмахнула крыльями и очутилась на досках перед входной дверью. Я подошел, отодвинул щеколду, толкнул дверь и увидел, что птица влетела в гостиную и уселась на бюст Паллады. Луна светила мне в спину, я видел свою тень на полу комнаты, чувствовал, что небольшой ветер заносит мелкий снег в дом, но не мог сделать и шагу, чтобы переступить порог. Я закрыл глаза, пытаясь понять, что мне делать. Зайти в дом и опять оказаться один на один с этой проклятой птицей? Нет, nevermore! Но что это? Я не подумал это, а услышал! Это кричит проклятый посланник Аида? Я открыл глаза. Передо мной плясали языки голубого пламени. Откуда это? Ах да, это снег в лунном свете! Но я знаю, что надо делать! И я знаю, что будет потом. И это единственное, что может вернуть меня к жизни! И этот шанс у меня последний!
Я закрыл дверь и задвинул щеколду. Все! Посланник ада, вестник смерти в ловушке! Я бросился к сараю, где стояла большая бутыль с керосином, который отец запас для растопки печки, нагревающей воду для теплиц. Будь прокляты эти теплицы! Нащупал в темноте холодное стекло бутыли, вытащил деревянную пробку и бросился обратно к дому. Я поливал пахучей жидкостью крыльцо, стены, окна и даже дорожку, ведущую к мостику через ручей. Наконец бутыль опустела. Я достал зажигалку, поджег лужицу на крыльце и бросился бежать. Ярдов через сто остановился и оглянулся. Дом горел. Ах, как красиво горел этот проклятый дом, который не принес счастья своим хозяевам. Трещали доски, лопались стекла в окнах и черепица на крыше. Столб огня был выше акаций, стало светло как днем! Я стоял в удалении, наслаждаясь чудовищным зрелищем разрушения, и прикрывал лицо руками от жара, который доходил даже на таком расстоянии. Вот рухнула стена и часть крыши, подняв столб красных искр. Я увидел силуэт камина, горящее кресло и тумбочку, где стоял бюст Паллады.
Но что это! Я увидел, что на бюсте сидит ворон, и огонь его не касается. Не горят его перья, я не слышу его предсмертного крика, будто он превратился в камень, которому не страшен огонь. Но вот упала тумбочка вместе с бюстом Паллады, и ворон исчез. Тут рухнула крыша и все заволокло пламенем. Я уже не различал ни камина — ни кресла, все было покрыто гудящим жарким огнем.
Все кончено! Я понял, что сделал то единственное, что мог сделать человек. Пошел вниз к ручью и дошел до мостика. Вот только не надо оглядываться! Я все сделал правильно и оглядываться не надо. Надо смотреть вперед, туда, где стояли изумленные Чарли и Линда. Я уже понял, что их выгнало из дома. И я им помог. Они еще не знают этого, но я им помог, и к ним больше никогда не будут приходить ночные страхи. Эта долина очистилась, и теперь тут смогут жить счастливые люди. Жить долго, не боясь скользких мостов, тяжелых досок и криков черных птиц.
Я подошел к соседям.
— Вы можете идти домой, она больше не придет и птица больше не прилетит, — сказал я.
— Откуда вы знаете? — прошептала Линда и оглянулась на огромный темный дом. — И что случилось с вашим домом, почему он загорелся?
— Этот дом не мог не загореться, — сказал я. — Он не был предназначен для жилья.
— Может, вы переночуете у нас? — предложил Чарли.
Я покачал головой и пошел вверх по дороге. На вершине холма я остановился и первый раз оглянулся, чтобы попрощаться с этим проклятым местом. Мне показалось, что возле моста мелькнула фигура женщины в белом платье, но потом я понял, что это просто закружились снежинки в бешеном танце, блеснув в лунном свете. Я повернулся и быстрым шагом направился к станции, где находилась маленькая гостиница, в которой можно было провести остаток ночи.
По светлым аллеям
Вдали от Москвы
Я лежал на теплой траве и смотрел, как плывут облака. Никаких мыслей в голове не появлялось, хотя целый день я пытался обо всем подумать и что-то решить. Мне сейчас было просто хорошо и хотелось, чтобы это хорошо тянулось как можно дольше.
— Ты опять обо мне всякую ерунду думаешь?
Когда я молчу, то у меня всегда слишком серьезный вид. Алена сорвала травинку и стала щекотать мне нос.
— Ну и что ты придумал? Ответы «ничего» и «я тебя люблю» не принимаются.
— Я тебя обожаю!
— Это я знаю, иначе бы сюда не приехала.
— Но я тебя правда обожаю. Всю-всю!
— У меня ноготь сломался, ты и его обожаешь?
— Его я обожаю больше других.
Я взял ее руку и стал целовать пальцы, пахнущие полынью. Алене нравилось рвать листики полыни, скручивать их и вдыхать горьковатый запах, зажмуривая глаза.
— Полынь на тебя действует, как валерьянка на кошку.
— Это плохо? Тебе мешает этот запах?
— Нет, он сразу напоминает мне тебя, и это меня возбуждает.
Алена хлестнула травинкой меня по носу и резко встала.
— Ты извращенец!
— Тебе это не нравится?
— Нравится, но я до сих пор не могу привыкнуть. Ты такой серьезный, иногда даже кажешься умным, а несешь Бог знает что! Лежи, я пошла купаться.
Я сел и стал смотреть на вечернее Плещеево озеро, на желтый песок небольшого дикого пляжика среди зарослей орешника, на маковки церквей Переславля-Залесского. Алена стояла у воды и тоже смотрела на гладь озера, где отражались начавшие розоветь облака. Она любила купаться без купальника и часто повторяла, что для полного счастья ей нужны жабры. Раздевшись и собрав волосы в пучок, Алена стала медленно заходить в воду. Наш пляжик был на мелководье, она сделала несколько шагов и обернулась.
— Я тебе нравлюсь?
— Да, я уже говорил, что обожаю тебя всю. Ты очень красивая.
— Мне приятны такие слова, но женщина после сорока не может быть красивой.
— Глупости, я не вижу у тебя недостатков.
— Значит, ты и правда меня любишь… во всяком случае, сейчас.
— Я бы сказал — на данном временном интервале.
— Мне нравится этот временной интервал. Я бы хотела жить в нем всегда.
Тут рядом со мной послышался шум. Я обернулся и увидел высокого нескладного местного парня с велосипедом. Он, не отрываясь, смотрел на Алену и шумно сглатывал.
— Интересно? — спросил я.
Парень явно не заметил меня раньше. Посмотрев в мою сторону невидящими глазами, он подхватил велосипед и нырнул в заросли кустов. Раздался треск, потом все стихло. Алена стояла по колени в воде и смеялась.
— Ты ему даже ничего посмотреть не дал!
— Я жадный!
— Ладно, такую жадность я тебе прощаю.
Она сделал несколько шагов и поплыла, осторожно разгребая воду руками, стараясь не намочить волосы.
Это было чудо, что
